Правда о Хатыни. История трагедии 22 марта 1943 года.

Estimated read time 26 мин на чтение

Хатынь — ни на одной самой подробной географической карте вы не найдете сегодня этой белорусской деревни. Она была уничтожена фашистами весной 1943 года.

Хатынь — бывшая деревня Логойского района Минской области Беларуси — стала символом трагедии белорусского народа, скорбной страницей истории времен Великой Отечественной войны.

22 марта 1943 года в белорусской деревне Хатынь произошла страшная трагедия. В деревню Хатынь вошел 118 батальон охранной полиции и окружил её. Все население Хатыни от мала до велика — стариков, женщин, детей выгнали из домов и загнали в колхозный сарай. Прикладами автоматов поднимали с постели больных, стариков, не щадили женщин с маленькими и грудными детьми. Когда всех людей собрали в сарае, каратели заперли двери, обложили сарай соломой, облили бензином и подожгли. Ни один взрослый не смог остаться незамеченным. Только троим детям — Володе Яскевичу, его сестре Соне Яскевич и Саше Желобковичу — удалось скрыться от гитлеровцев.

ТОГДА ГИТЛЕРОВЦЫ УБИЛИ В ХАТЫНИ 149 ЧЕЛОВЕК

ИЗ НИХ 75 ДЕТЕЙ

Кто палачи?

Что мы знаем о тех, кто уничтожил село Хатынь вместе со всеми его жителями? Оказывается, село Хатынь в Беларуси уничтожили не немцы, а специальная зондеркоманда (118-й полицейский батальон), которая состояла в подавляющем большинстве из полицаев-украинцев. Командовал батальоном бывший польский майор Смовский, начальник штаба — бывший старший лейтенант Красной Армии Григорий Васюра, командир взвода — бывший лейтенант Красной Армии Василий Мелешко. Немецким «шефом» 118-го вспомогательного батальона был майор полиции Эрих Кернер.

Руководил карательной операцией Григорий Васюра. Причём после войны он скрыл факт своей службы в полиции и СС и даже стал директором по хозяйственной части совхоза «Великодымерский» (Украина). В 1984 году он был награждён медалью «Ветеран труда», стал почётным курсантом Киевского военного училища связи имени Калинина и не раз выступал перед молодёжью в образе фронтовика-связиста.

Васюра Григорий, хатынский палач
Васюра Григорий, хатынский палач

В 1985 году Васюра, как ветеран боевых действий, потребовал себе орден Отечественной войны. В архивах служащие нашли только факт того, что Васюра пропал без вести в июне 1941 года, но дальнейшие поиски в архивах заставили пересмотреть и некоторые результаты допроса Василия Мелешко (бывшего сослуживца Васюры), расстрелянного в 1975 году за сотрудничество с оккупантами и участие в сожжении деревни Хатынь. В ноябре 1986 года Васюра был арестован, было возбуждено уголовное дело «по вновь открывшимся обстоятельствам». По крупицам были собраны показания 26 свидетелей, суд носил закрытый характер. Васюра свою вину отрицал. 26 декабря 1986 года трибунал Белорусского военного округа под руководством судьи Виктора Глазкова приговорил Григория Никитовича Васюру, как пособника немецко-фашистских захватчиков, к смертной казни через расстрел.

Теперь давайте перейдем к выяснению причин и обстоятельств, которые привели в итоге к уничтожению белорусского села Хатынь.

Причины карательной операции

Трагическая история белорусской деревни Хатынь, к тому времени уже полтора года находившейся в зоне немецкой оккупации, началась 21 марта 1943 года, когда в ней заночевали партизаны из бригады «Дяди Васи» — Василия Воронянского. Наутро 22 марта они ушли в Плещеницы — для участия в боевой операции. Одновременно из Плещениц им навстречу в направлении Логойска выехала легковая автомашина в сопровождении двух грузовиков с карателями из 118-го батальона шуцманшафта 201-й немецкой охранной дивизии. В автомашине ехал шеф-командир первой роты капитан полиции Ганс Вёльке, направлявшийся на аэродром в Минске.

По пути колонна натолкнулась на женщин из деревни Козыри, работавших на лесозаготовке; на заданный им вопрос о наличии поблизости партизан женщины ответили, что никого не видели. Колонна двинулась дальше, но, не проехав и 300 м, попала в партизанскую засаду, устроенную отрядом «Мститель» из бригады «Дяди Васи». В перестрелке каратели потеряли трёх человек, включая и Ганса Вёльке. Командир взвода карателей, полицай Василий Мелешко заподозрил женщин в пособничестве партизанам и, вызвав подкрепление из батальона «Дирленвангер», вернулся к месту, где женщины рубили лес; по его приказу 26 женщин были расстреляны, а остальные отправлены в Плещеницы под конвоем.

Гитлеровцы были взбешены гибелью Ганса Вёльке, который в 1936 году стал чемпионом Олимпийских игр в толкании ядра и был лично знаком с Гитлером и пользовался его особым покровительством. Они стали прочёсывать лес в поисках партизан и во второй половине дня 22 марта 1943 года окружили деревню Хатынь.

Костяк батальона карателей был сформирован в Польше в начале 1942 года из военнопленных, пожелавших стать коллаборационистами. Затем формирование 118-го и 115-го шуцманшафт-батальонов было продолжено в Киеве преимущественно из этнических украинцев. В батальон вошли украинские националисты из распущенного Буковинского куреня, связанного с ОУН. Одна из рот 118-го батальона была сформирована из военных 115-го шуцманшафт-батальона.

Операция проводилась под руководством специального подразделения СС зондербатальона «Дирлевангер». Командовал батальоном бывший польский майор Смовский, начальник штаба — бывший старший лейтенант Красной Армии Григорий Васюра, командир взвода — бывший лейтенант Красной Армии Василий Мелешко.

Немецким «шефом» 118-го вспомогательного батальона был майор полиции Эрих Кернер. Батальон участвовал и в других операциях. 13 мая Васюра возглавлял боевые действия против партизан в районе села Дальковичи. 27 мая батальон проводит карательную операцию в селе Осови, где были расстреляны 78 человек. Далее последовала карательная операция «Коттбус» на территории Минской и Витебской областей — расправа над жителями сёл возле Вилейки — Маковье и Уборок, расстрел 50 евреев у села Каминская Слобода. За успешное выполнение поставленных задач гитлеровцы присвоили Васюре звание лейтенанта и наградили двумя медалями…

Жители деревни ничего не знали о том, что ночевавшие у них партизаны успели обстрелять немецкую автоколонну. Тем не менее, в нарушение международных правил ведения военных действий, на все население Хатыни была возложена коллективная ответственность за гибель нескольких оккупантов. По приказу Эриха Кернера и под непосредственным руководством Васюры полицаи согнали всё население Хатыни в колхозный сарай и заперли в нём. Тех, кто пытался убежать, убивали на месте. Среди жителей деревни были многодетные семьи: так, например, в семье Иосифа и Анны Барановских было девять детей, в семье Александра и Александры Новицких — семеро. В сарае заперли также Антона Кункевича из деревни Юрковичи и Кристину Слонскую из деревни Камено, которые оказались в это время в Хатыни. Сарай обложили соломой, стены облили бензином. Переводчик-полицейский Лукович лично запалил факел и поднес к запертым дверям…

Резвое пламя занялось быстро — несмотря на влажную погоду. Деревянный сарай запылал с четырех сторон. Под напором десятков человеческих тел не выдержали и рухнули двери. В горящей одежде, охваченные ужасом, задыхаясь, люди бросились бежать; но тех, кто вырывался из пламени, расстреливали из пулемётов…

Горький дым пожара и холодный безжалостный свинец навеки погасили солнце в глазах 149 человек. Пеплом стали и дети… Стёпе Иотко было тогда четыре года, Мише Желобковичу — два, а Толику Яскевичу — всего семь недель. Они так и не успели понять, зачем сгоняют всех в этот тёмный сарай, зачем заколачивают широкие ворота…

Выжившие после трагедии

Спастись удалось лишь двум дивчинам — Марысе Федорович и Юле Климович, которые чудом смогли выбраться из горящего сарая и доползти до леса, где их подобрали жители деревни Хворостени Каменского сельсовета (позднее и эта деревня была сожжена оккупантами, и обе девушки погибли в ходе следующей карательной акции. Сама деревня была уничтожена полностью.

Из находившихся в сарае детей только семилетний Витя Желобкович и двенадцатилетний Тошка Барановский остались в живых. Витя спрятался под телом своей матери, которая прикрыла сына собой; ребёнок, раненный в руку, пролежал под трупом матери до ухода карателей из деревни. Антон Барановский был ранен в ногу пулеметной пулей, и каратели приняли потерявшего сознание от кровопотери мальчика за мёртвого.

Виктор Желобкович, Софья Климович и Владимир Яскевич
На фото Виктор Желобкович, Софья Климович и Владимир Яскевич

Антон Барановский никогда не скрывал правду о событиях в Хатыни, открыто об этом говорил, знал имена многих полицаев, сжигавших людей. В декабре 1969 года — через 5 месяцев после открытия мемориального комплекса — Антон погиб при невыясненных обстоятельствах.

Во время судебного процесса над карателями Дирлевангера, проходившего в Минске, Антон вспоминал:

«В наш дом ворвались три или четыре карателя. Вошедший в дом первый каратель был вооружен винтовкой, а остальные автоматами. Одеты они все были в немецкую военную форму. Цвета их формы и знаков различия я не помню. Ворвавшийся первым каратель, на русском языке с характерным украинским акцентом, в озлобленной форме, с матюгами, приказал нам выходить из дома. Погнали нас к сараю Каминского. Около сарая я увидел своего отца, к нему жались восемь моих братиков и сестричек в возрасте от годика до 14 лет. Мать каратели пригнали вместе со мной. Фашисты прикладами заставляли людей становиться на колени. Затем нас всех загнали в сарай. Озверелые палачи заперли ворота сарая и подожгли его. Люди в отчаянии бросились к воротам. Плачем и стонами наполнился сарай. Люди сорвали ворота и выбежали из сарая. Я тоже бросился бежать. Но метрах в сорока мне прострелили левую ногу разрывной пулей, и я упал. Лежал, истекая кровью, и еще долго слышал крики и стоны людей, горевших в сарае. Так я пролежал оставшийся день и всю ночь (…)»

Соня Яскевич ночевала в ту ночь у своей тёти — Анны Сидоровны:

«Каратели ворвались в хату. Тётю тут же, на моих глазах, убили. Меня вытолкнули на улицу, показывают в сторону сарая Каминского, дескать, иди туда. «Шнель, шнель!» — кричат, и — в плечи прикладом. Я еле удержалась на ногах. Побежала от дома. Каратели вернулись в тётин дом грабить, а я одна осталась. И побежала не к сараю, а в сторону поля. Долго бежала. После слышу, стреляют по мне, пули засвистали (…)»

Обгоревших, израненных детей подобрали и выходили жители соседних деревень. После войны дети воспитывались в детском доме. Ещё двоим — Володе Яскевичу и Саше Желобковичу — удалось в начале карательной операции спрятаться в лесу.

Ещё по теме:  Быстрее, выше, сильнее: история Олимпийских игр

Из взрослых жителей деревни выжил лишь 56-летний деревенский кузнец Иосиф Иосифович Каминский. Обгоревший и раненый, он пришёл в сознание среди горы мертвых тел. За день поседевший мужик-богатырь, легко ворочавший в кузне двухпудовым молотом, производил впечатление изможденного старика… Среди покойников он нашел своего сына Адама. Мальчик был еще жив, но безнадежен — огнестрельное ранение в живот, обширные ожоги. Взяв мальчика на руки, отец побрел с ним по трупам, рассчитывая найти приют на хуторе у дальней родни. Но не донес: Адам скончался на руках отца.

Этот трагический момент из жизни Иосифа Каминского положен в основу создания единственной скульптуры мемориального комплекса «Хатынь» — «Непокоренный человек».

Из показаний Иосифа Каминского 31 января 1961 года

«21 марта 1943 года, в воскресенье, в нашу деревню Хатынь приехало много партизан. Переночевав, утром еще было темно, большая часть их выехала из деревни. В середине дня, то есть в понедельник, 22 марта, я, находясь дома в дер. Хатынь, услышал стрельбу около деревни Козыри, расположенной в 4 — 5 км. Причем стрельба сначала была большая, потом она прекратилась и вскоре снова на некоторое время возобновилась. Не помню точно, кажется, в 15 часов партизаны возвратились в Хатынь, сказали — уезжайте, немцы идут. А куда уезжать — с детишками-то?..

Собраться мы не успели. Спустя час — полтора нашу деревню стали окружать немцы, после чего между ними и партизанами завязался бой. Несколько партизан в дер. Хатынь было убито, в частности, я лично видел, что в моем огороде лежал труп убитой женщины — партизанки… Были разговоры среди местных жителей, кого конкретно не помню, что со стороны партизан имелись другие потери, но я сам больше убитых не видел. Были ли потери со стороны немецких войск, не знаю.

Партизаны после часового примерно боя отступили, а солдаты немецких войск стали собирать подводы и грузить на них имущество. Из числа жителей дер. Хатынь они взяли в подводчики только одного Рудак Стефана Алексеевича. А остальных жителей начали сгонять в сарай, расположенный в метрах 35 — 50 от моего дома, то есть мой сарай. Я проживал по правой стороне и в середине деревни Хатынь, если ехать из дер. Слаговище со стороны г.п. Логойска. А мой сарай, куда сгоняли каратели людей, расположен ближе к улице.

Ко мне в дом сначала зашло 6 карателей, разговаривавших на украинском и русском языках. Одеты они были — трое в немецкой форме, а остальные, вернее, другие три карателя в каких-то шинелях серого цвета, как будто русских (имеется в виду, очевидно, красноармейская форма) шинелях. Все они были вооружены винтовками. Дома тогда были я, моя жена Аделия и четверо детей в возрасте от 12 до 18 лет. Меня ушибли прикладом в спину, чтобы я стал на колени, они у меня спросили, сколько было партизан.

Когда я ответил, что было у меня шесть человек, а кто они такие не знаю, вернее, или партизаны, или другие — я так выразился, спросили затем, есть ли лошадь, и предложили ее запрячь. Как только я вышел из дома, один из карателей, одетый в шинель серого цвета, у него на рукаве были нашиты знаки с каким-то, если не ошибаюсь, коричневым оттенком, высокого он роста, плотного телосложения, полный в лице, разговаривал грубым голосом, ударил меня прикладом винтовки в плечо, назвал бандитом и сказал быстрее запрягать лошадь.

Лошадь стояла у моего брата Каминского Ивана Иосифовича, который проживал напротив моего дома через улицу. Зайдя туда во двор, я увидел, что мой брат Иван уже лежал на пороге своего дома убитый. Видимо, он был убит еще во время боя, в результате которого даже окна частично повылетали, в том числе в моем доме.

Лошадь я запряг, и ее взяли каратели, а меня и сына моего брата Владислава два карателя погнали в сарай. Когда я пришел в сарай, то там уже были человек 10 граждан, в том числе моя семья. Я еще спросил, почему они неодетые, на что моя жена Аделия и дочь Ядвига ответили, что их каратели раздели, отняли все до исподних рубах.

Людей продолжали сгонять в этот сарай, и он через непродолжительное время был совершенно заполнен, что даже нельзя поднять рук. В сарай согнали человек сто семь моих односельчан. Когда открывали и загоняли людей, было видно, что многие дома уже горели. Я понял, что нас будут расстреливать, и сказал находившимся вместе со мной в сарае жителям: «Молитесь богу, потому, что здесь умрут все».

В сарай были согнаны мирные жители, среди них много малолетних и даже грудного возраста детей, а остальные — в основном женщины, старики. Обреченные на смерть люди, в том числе я и члены моей семьи, сильно плакали, кричали.

Открыв двери сарая, каратели стали расстреливать из пулеметов, автоматов и другого оружия граждан, но стрельбы почти не было слышно из-за сильного крика и воя людей. Я со своим 15-летним сыном Адамом оказался около стены, убитые граждане падали на меня, еще живые люди метались в общей толпе, словно волны, лилась кровь из тел раненых и убитых. Обвалилась горевшая крыша, страшный, дикий вой людей еще усилился. Под ней горевшие живьем люди так вопили и ворочались, что эта крыша прямо-таки кружилась.

Мне удалось из-под трупов и горевших людей выбраться и доползти до дверей. Тут же каратель, стоявший у дверей сарая из автомата выстрелил по мне, в результате я оказался раненым в левое плечо; пули как будто обожгли меня, поцарапав в нескольких местах тело в области спины и порвав одежду. Мой сын Адам, до этого обгоревший, выскочил из сарая, но в метрах 10 от сарая после выстрелов упал. Я, будучи раненым, чтобы не стрелял больше по мне каратель, лежал без движения, прикинувшись мертвым, но часть горевшей крыши упала мне на ноги, и у меня загорелась одежда. Я после этого стал выползать из сарая, поднял немного голову, увидел, что карателей у дверей уже нет.

Возле сарая лежало много убитых и обгоревших людей. Там же лежал раненый сосед мой Альбин Феликсович Иотка, у него из бока лилась кровь, и, поскольку я находился рядом с ним, то кровь текла прямо на меня. Я еще пытался ему помочь, затыкал рукой рану, чтобы не текла кровь, но он уже умирал, будучи совершенно обгоревшим, на лице и теле не было уже кожи, тем не менее, он еще раза два сказал: «Спасай меня, коваль!», почувствовав мое прикосновение.

Услышав слова умиравшего Альбина, каратель подошел откуда-то, ничего не говоря, поднял меня за ноги и отбросил, я, хотя был в полусознании, не ворочался. Тогда этот каратель ударил меня прикладом в лицо и ушел. У меня была в ожогах спина и руки. Лежал я совершенно разутый, так как снял горевшие валенки, когда выполз из сарая. Лежал на снегу в луже крови, то есть смешавшейся со снегом.

Вскоре я услышал сигнал к отъезду карателей, а когда они немного отъехали, мой сын Адам, лежавший недалеко от меня, в метрах примерно трех, позвал меня к себе вытащить его из лужи. Я подполз, приподнял его, но увидел, что он ранен в живот пулеметной очередью — словно перерезан пулями пополам. Мой сынок еще успел спросить: «А жива ли мама?» — и потерял сознание. Я хотел его нести, но скоро понял, что Адам скончался.

Какие трупы лежали около сарая, не помню, вспоминаю еще только Желобковича Андрея, которого видел убитым. Кроме моих членов семьи, там погибли его жена и трое детей, в том числе грудной ребенок. Я сам поднялся идти, но не смог, обессилел, и вскоре пришел ко мне мой шурин Яскевич Иосиф Антонович, проживавший на хуторе в полутора примерно километрах от деревни Хатынь, и отвел к себе домой, вернее, почти нес на себе. Деревня Хатынь уже полностью догорала. Это было вечером 22 марта 1943 года, когда стемнело.»

Впоследствии фигура измученного селянина, несущего на руках умирающего ребенка, стала центральным персонажем знаменитого памятника жертвам Хатыни…

Смерть карателям!

В уничтожении деревни главенствующую роль сыграли даже не немцы, а предатели-коллаборационисты, полицаи, послушно выполнившие волю своих хозяев. Имена злодеев история сохранила: Константин Смовский, Иван Шудря, Винницкий, Мелешко, Пасичнык, Васюра, И. Козынченко, рядовые Г. Спивак, С. Сахно, О. Кнап, Т. Топчий, И. Петричук, Владимир Катрюк, Лакуста, Лукович, Щербань, Варламов, Хренов, Егоров, Субботин, Искандеров, Хачатурян.

Командир батальона полицаев Смовский после войны был активным деятелем эмигрантских организаций, к ответственности не привлекался, умер от старости в эмиграции — в Миннеаполисе, США.

Командир взвода Василий Мелешко был после войны в розыске, арестован и приговорён к расстрелу как пособник фашизма. Приговор приведён в исполнение в 1975 году.

По окончании войны удалось замести свои следы другому полицаю — Васюре. Только в 1952 году за сотрудничество с оккупантами во время войны трибунал Киевского военного округа приговорил его к 25 годам лишения свободы. В то время о его карательной деятельности ничего не было известно. 17 сентября 1955 года Президиум Верховного Совета СССР принял Указ «Про амнистию советских граждан, которые сотрудничали с оккупантами во время войны 1941–1945», и Васюра вышел на свободу. Вернулся к себе в Черкасскую область…

Ещё по теме:  Он сказал "Поехали"...

Но правды не утаишь — одна из местных жительниц вспомнила, что в войну он был полицаем и участвовал в сожжении деревень. Сотрудники КГБ снова арестовали преступника. К тому времени он работал заместителем директора одного из совхозов на Киевщине, в апреле 1984 был награждён медалью «Ветеран труда», каждый год его поздравляли пионеры с 9 мая… Удивительно, но факт: бывший полицай очень любил… выступать перед пионерами в образе ветерана войны, фронтовика-связиста, и даже именовался почётным курсантом Киевского высшего военного инженерного дважды Краснознаменного училища связи имени М. И. Калинина — того, что закончил до войны.

Из материалов процесса по делу Г. Васюры:

Вопрос прокурора: «Судя по анкетам, большинство ваших подчинённых до этого служили в Красной Армии, прошли через немецкий плен, их нет нужды водить за ручку?»

Васюра: «Да, служили. Но это была шайка бандитов, для которых главное — грабить и пьянствовать. Возьмите комвзвода Мелешку — кадровый офицер, но форменный садист, буквально шалел от запаха крови»…

В ноябре-декабре 1986 г. в Минске состоялся процесс над Григорием Васюрой. Во время суда (дело № 104 объёмом в 14 томов) было установлено, что им лично было уничтожено более 360 мирных женщин, стариков, детей. Решением военного трибунала Белорусского военного округа Григорий Васюра признан виновным и приговорен к расстрелу.

В 1970-е годы был разоблачён Степан Сахно, осевший после войны в Куйбышеве и выдававший себя за фронтовика. На состоявшемся судебном процессе он был приговорён к 25 годам лишения свободы.

На 2015 год единственным оставшимся в живых известным членом 118-го батальона был Владимир Катрюк, с 1951 года проживавший в Канаде. В 1999 году Канада лишила его гражданства после того, как вскрылись изобличавшие его в военных преступлениях сведения, но в ноябре 2010 года суд вернул ему канадское гражданство. В мае 2015 года против Владимира Катрюка возбудил уголовное дело Следственный комитет России по статье 357 УК РФ («Геноцид»), но Канада отказала России в выдаче Катрюка — из-за того, что он был уже стар и болен. В том же месяце Катрюк скончался в Канаде.

Никто не забыт

Никто не забыт

А тех, кто погиб в Хатыни, мы можем помянуть поименно – их имена сохранили архивы и память уцелевших родных по всей Белоруссии…

В соответствии с Актом комиссии Логойского исполкома райсовета народных депутатов от 26 мая 1969 года установлена дата и время сожжения деревни Хатынь: 22 марта 1943 года в два часа дня. Народу погибло 149 человек, из них 75 – дети и подростки. Сожжено 26 дворов, хозяйство деревни уничтожено полностью.

Список погибших согласно похозяйственной книге:

Желобкович Андрей Иванович, 46 лет от роду,
Желобкович Анна Викентьевна, 38 лет, его жена,
Их дети:
Желобкович Степан, 15 лет
Желобкович Анна, 14 лет
Желобкович София, 10 лет

Желобкович Пётр Антонович, 45 лет
Желобкович Стефанида Алексеевна, 40 лет, его супруга,
Их дети:
Желобкович Ольга, 15 лет,
Желобкович Станислав, 14 лет,
Желобкович Раиса, 11 лет,
Желобкович Лидия, 9 лет,

Желобкович Роман Степанович, 62 года
Желобкович Стефанида Ивановна, 51 год, его жена
Их внуки:
Желобкович Виктор, 10 лет
Желобкович Галина, 8 лет

Барановский Иосиф Иванович, 44 года (брат кузнеца Иосифа)
Барановская Анна Викентьевна, 37 лет, его жена,
Их дети:
Барановский Николай, 15 лет
Барановский Станислав, 14 лет
Барановский Владимир, 12 лет
Барановский Геннадий, 11 лет
Барановская Леонида, 11 лет
Барановская Мария, 10 лет
Барановская София, 9 лет
Барановская Елена, 7 лет

Новицкий Александр Романович, 47 лет
Новицкая Александра, 42 года, его супруга
Их дети:
Новицкий Леонид, 15 лет
Новицкий Евгений, 13 лет
Новицкая Мария, 11 лет
Новицкая Анна, 9 лет
Новицкий Константин, 5 лет
Новицкий Антон, 4 года
Новицкий Михаил, 2 года

Барановская София, 48 лет,
Барановская Ванда, 25 лет
Барановская Анна, 17 лет
Барановский Николай, 6 лет

Пустовал и сожжен без жителей.

Жидович Савелий Казимирович, 38 лет,
Жидович Елена Антоновна, 35 лет,
Их дети:
Жидович Степа, 12 лет,
Жидович Казимир, 10 лет,
Жидович Адам, 9 лет,
Жидович Николай, 8 лет,
Жидович Вячеслав, 7 лет,
Жидович Михаил, 5 лет,
Бабушка:
Жидович Мария Антоновна, 60 лет

Каминский Иван Иосифович, 51 год (брат кузнеца Иосифа),
Каминская Ольга Антоновна, 47 лет,
Их дети:
Каминский Вячеслав, 19 лет,
Каминская Мария, 15 лет,
Каминский Станислав, 11 лет,
Каминская Аня, 10 лет,
Каминская Юзефа, 5 лет

Каминская Аделия, 53 года (супруга Иосифа Иосифовича Каминского, послужившего прототипом изваяния «Отцовская скорбь»,
Ее дети:
Каминская Ядвига, 21 год,
Каминский Адам, 15 лет, (это над ним плачет отец …)
Каминский Михаил, 13 лет,
Каминская Виля, 11 лет,
Кункевич Антон, 31 год, подмастерье кузнеца Иосифа

Дом № 11:
Желобкович Иван Иванович (1904 г. р.) — 39 лет,
Желобкович София Антоновна (1907 г. р.) — 36 лет,
Племянник:
Желобкович Владимир (1922 г. р.) — 21 год,
Дети:
Желобкович Лена (1933 г. р.) — 10 лет,
Желобкович Леония (1939 г. р.) — 4 года,
Желобкович Михаил (1941 г. р.) — 2 года,
Родственники:
Желобкович Мария (1885 г. р.) — 58 лет,
Яскевич Иван Антонович (1904 г. р.) — 39 лет,
Яскевич Юлия Ивановна (1913 г. р.) — 30 лет,
Их дети:
Яскевич София (1933 г. р.) — 10 лет,
Яскевич Елена (1935 г. р.) — 8 лет,
Яскевич Аня (1939 г. р.) — 4 года,
Яскевич Михаил (1941 г. р.) — 2 года

Иотка Казимир-Альбин Феликсович, 47 лет,
Иотка Елена Степановна, 45 лет,
Их дети:
Иотка Мария, 18 лет,
Иотка Альберт, 15 лет,
Иотка Стася, 12 лет,
Иотка Доминик, 7 лет,
Иотка Регина, 6 лет,
Иотка Степан, 4 года
Иотка Юзефа, 2 года

Желобкович Ефросиния Ивановна, 60 лет,
Ее сын:
Желобкович Иосиф, 39 лет,
Желобкович Ольга, 34 лет, его жена

Иотка Иван Александрович, 39 лет,
Иотка Анастасия Степановна, 35 лет,
Их дети:
Иотка Казимир, 8 лет,
Иотка Юзефа, 4 года

Рудак Мария Ивановна, 45 лет,
Ее мать:
Миранович Стефанида Климентьевна, 68 лет

Дражинская Юзефа Антоновна (1911 г. р.) — 32 года,
Ее дети:
Дражинская Валентина, 10 лет,
Дражинская Михалина, 5 лет,
Их родственники:
Довгель Антон Антонович, 55 лет,
Довгель Борис, 10 лет

Миранович Иосиф Иосифович, 44 года,
Миранович Фекла Николаевна, 42 года,
Их дети:
Миранович Нина, 18 лет,
Миранович Фёдор, 9 лет,
Миранович Пётр, 6 лет,
Миранович Василий, 3 года,
Миранович Елена, 2 года

Карабан Константин Устинович, 46 лет,
Карабан Мария, 43 года,
Их дети:
Карабан Леокадия, 15 лет,
Карабан Надежда, 10 лет,
Карабан Константин, 4 года

Федарович Анна Сидоровна, 51 год

Карабан Петр Васильевич, 29 лет,
Карабан Елена Гавриловна, 18 лет

Карабан Юлия Амбросиевна, 65 лет,
Карабан Иосиф, 25 лет,
Карабан Мария, 20 лет,
Карабан Анна, 20 лет,
Карабан Виктор, 18 лет,
Карабан Владимир, 2 года

Яскевич Антон Антонович, 47 лет,
Яскевич Алена Сидоровна, 48 лет,
Их дети:
Яскевич Виктор, 21 год,
Яскевич Ванда, 20 лет,
Яскевич Вера, 19 лет,
Яскевич Надежда, 9 лет,
Яскевич Владислав, 7 лет,
Яскевич Толик, 7 недель

Рудак Стефанида Антоновна, 45 лет,
Ее дети:
Рудак Зинаида, 18 лет,
Рудак Александр, 11 лет,
Рудак Регина, 9 лет,
Рудак Антон, 5 лет

Рудак Иосиф Иванович, 69 лет,
Рудак Прасковья Ивановна, 66 лет,
Их сын:
Рудак Михаил Иосифович, 38 лет,
Его супруга:
Рудак Христина, 31 год,
Их дети:
Рудак София, 5 лет,
Рудак Христина, 3 года

Федарович Иосиф Сидорович, 54 года,
Федарович Петрунеля Амбросиевна, 49 лет,
Их дети:
Федарович Мария, 21 год,
Федарович Антон, 18 лет,
Их родственник:
Федарович Иосиф Иосифович, 30 лет,
Его жена:
Федарович Юлия Антоновна, 30 лет,
Их дети:
Федарович Катюша, 5 лет,
Федарович Аня, 3 года

Климович Антон Максимович, 53 года,
Его дети: Климович Юлия, 21 год,
Климович Антон, 17 лет,
Их родственники:
Слонская Христина Максимовна, 48 лет,
Соколовский Пётр Леонович, 10 лет

В память сотен белорусских деревень, уничтоженных нацистами в годы Великой Отечественной войны, в январе 1966 года было принято решение о создании в Логойском районе мемориального комплекса «Хатынь». В марте 1967 года был объявлен конкурс на создание проекта мемориала. В конкурсе победил коллектив архитекторов: Ю. Градов, В. Занкович, Л. Левин, скульптор народный художник БССР С. Селиханов. Торжественное открытие мемориального комплекса «Хатынь» состоялось 5 июля 1969 года.

Мемориальный архитектурно-скульптурный комплекс занимает площадь около 50 га. В центре композиции мемориала находится шестиметровая бронзовая скульптура «Непокорённый» («Отцовская скорбь») — взрослый крестьянин с умирающим мальчиком на руках. Рядом — сомкнутые гранитные плиты, символизирующие крышу сарая, в котором были сожжены жители деревни.

Сомкнутые гранитные плиты, символизирующие крышу сарая, в котором были сожжены жители деревни

На братской могиле из белого мрамора — Венец памяти. На нём — наказ погибших живым:

«Люди добрые, помните: любили мы жизнь, и Родину нашу, и вас, дорогие. 
Мы сгорели живыми в огне. Наша просьба ко всем: пусть скорбь и печаль обернутся в мужество ваше и силу, чтобы смогли вы утвердить навечно мир и покой на земле. 
Чтобы отныне нигде и никогда в вихре пожаров жизнь не умирала!»

На обратной стороне Венца памяти — ответ живых погибшим:

«Родные вы наши, Головы в скорби великой склонив, стоим перед вами. Вы не покорились фашистским убийцам в черные дни лихолетья. Вы приняли смерть, но пламя любви вашей к Родине нашей Советской вовек не погаснет. Память о вас в народе бессмертна, как вечна земля и вечно яркое солнце над нею!»
Над братской могилой Венец Памяти со словами обращения погибших к живым

Бывшая улица деревни выложена серыми, под цвет пепла, железобетонными плитами. В тех местах, где когда-то стояли дома, поставлено 26 символических бетонных нижних венцов срубов и столько же обелисков, напоминающих печные трубы, опалённые огнём. Перед каждым из сожжённых домов установлена открытая калитка, как символ гостеприимства жителей деревни. На трубах-обелисках — бронзовые таблички с именами тех, кто здесь родился и жил. Сверху каждого обелиска — печально звенящий колокол. Колокола звонят одновременно каждые 30 секунд.

Ещё по теме:  Отчества на Руси: история происхождения

На территории комплекса находится единственное в мире «Кладбище деревень» — 185 могил, каждая из которых символизирует одну из невозрождённых белорусских деревень, сожжённых вместе с населением (186-я невозрождённая деревня — это сама Хатынь). Могила каждой деревни представляет собой символическое пепелище, в центре которого расположен пьедестал в виде языка пламени — символ того, что деревня была сожжена. В траурной урне хранится земля погибшей деревни. На могиле написаны название населенного пункта.

Из воспоминаний

Из показаний свидетельницы Синицы Анны Никитичны (село Збыхово):

«Зашли в хату и, не говоря ничего, выстрелили в маму. Перед этим мы слышали: «пак-пак-пак!» — стреляют у соседей. Мама тогда сказала: «Курей стреляют». Даже не подумали, а на улицу боялись выйти. Кто выйдет, они просили: «Матка, нахауз». В маму как выстрелили, она еще вбежала в нашу комнату: «Детки!» Я сразу на печь взлетела, и девки за мной. Я у стенки была, потому и осталась. Один на кровать встал, чтобы выше, и стрелял из винтовки. Раз — зарядит, и снова — бах! Сестрёнка была с краю и на мне еще лежали подруги, соседки наши, я слышала, как убили их. А кровь на меня льется. «Ой! Мамочка!» — а на меня кровь. Потом я слышала, как говорили, смеялись. Патефон был, так они завели, наши пластинки слушают. «Полюшко-поле…» Поиграли и пошли. Я сползла с печи, печь красная-красная, мама на полу, а в окне горит деревня, и мы горим, школа тоже…»

Из воспоминаний Кругловой Феклы Яковлевны (посёлок Октябрьский, Полесская область):

(…) Снаружи подожгли нас. Вот взяли так, брызнули на этот клуб — и этот клуб пошел гореть. И вот один наш (…) он в окно, в раму как дал и вылетел с сыном. Сын был вровень с ним. И ещё женщина… Они, как летели ключом через это окно, дак немцы по ним очередь выпустили — те, что у железной дороги лежали. Они бежали все, как гуси какие, ключом, так они все и полегли, эти люди. А я сзади, из окна выпала, и тута канавка ж была, и кустики были такие (…)»

Вспоминает Гринкевич Матрена Трофимовна (д.Курин Октябрьского района):

«(…) Подожгли хутор Ковали. На этом моменте. И мужчины эти позалезают на крышу, смотрят и видят, как ловят детей и бросают в огонь (…)»

Репчик Миколай Иванович (д. Хвойня Петриковского р-на Полесской области):

«(…) Приехали они, охватили деревню, заняли с конца и гонят — и детей, и малых, и больших, и старых. Кто не может идти — из хаты не выгоняют. Остаются. Я тогда покалеченный был, с поломанной ногой гипсе лежал. Ну, думаю, что будет, то будет. Затаился. Вижу, погнали людей. Мужчин отделили, и детей с женщинами. Мужчин загнали в гумно и запалили: я уже вижу, что огонь горит. Вижу, с горы гонят женщин и детей. А гумно горит. То горит, которое дальше. А их гонят в другое. Кончили гнать сюда — раз, двери закрыли, облили бензином и подпалили. А мне всё это из окна видно (…) Кто был в хате, тех побили, горят в хате. Войдут в хату — люди лежат, а кто утекает — стреляют. Волы ходят, коровы ходят, свиньи пищат, а деревня горит… Людей нет уже, а стадо по селу гонят, скот повыгоняли, взяли себе. »

Вспоминает Падута Ганна Сергеевна (д. Лавстык Октябрьского района):

«(…) Тот край деревни занятый, а наш еще свободный. Мы и пошли на поселок, что у самого леса. Потом в ольшаничек. И тут нас, может, баб пятнадцать лежало, в этом ольшанике. Уже упали и лежали. Не видели, как они жгли, как убивали, только слышно — сильно кричали, народ кричал. Не слышно, что она там одна говорит, только: «А-а-а!» Только голос идет, идет голос. А потом и всё — будто онемели. Умерли (…)»

Рассказывает Крот Катерина Даниловна (д. Лозок Калинковичского района):

«(…) Я отползла так, може, метров сто от деревни и лежу в жите (…) Я далековато была от них, оттуда, где их там жгли, — метров четыреста (…) Лежу я и слушаю, а их там из автоматов, как завели уже в хату (…) А потом вижу — горят уже хаты, и деревню всю осветило. Видно стало, а уже темнеть собиралось (…) А потом, когда утихло всё, я тогда в жите встала, вернулась на свою усадьбу и позвала, може где кто есть. А никто не отзывается, только скот ревёт (…)»

Из воспоминаний Лазаренко Павла Александровича (д.Харитоново Россонского района Витебской области):

«(…) У них были списки, кто-то им подал, партизанских семей. У нас такая байня, это склад такой, была, и они согнали туда людей. Мы думали, что они нас запаливать будут. Живых спалят (…) В общем, всем худо было, у всех настроение нехорошее (…) В десять часов утра раскрылись двери, и говорят: «Выходи, половина! Поедем в Германию на работу.» Нас вывели. Кругом охрана. Никуда не денешься. Они не повели нас дорогой, а на поле. Повели на поле, на поле нас выстроили в ряд всех, сами зашли в затылок, ну, и давай стрелять по нас… У меня был отец, я и брат. Матери не было. А мама наша была в посёлке: немцы утром взяли её на кухню, горох перебирать.

Ну что, поставили нас в ряд. Большинство было стариков, детей было, наверно, человек семь или восемь. Детей на руках держали. И вот они как стали стрелять… Я не знаю, как у меня получилось. Я сразу полетел, на меня полетел отец мой, — ему сразу как дали пулей разрывной в бедро, так ногу и отняло. И брат мой повалился. А я как повалился — сразу стих… Пусть, може, думают, что я уже покойник! Старухи плачут. Одна женщина была с ребёнком на руках, её убили, а ребёнок ползает по снегу… Немец подошёл и его там сразу… Расстрелял на месте.»

Из показаний свидетельницы Кравчонок Татьяны Федоровны (д.Брицаловичи, Осиповичского района Могилевской области):

«После Сталинграда это было. Я это помню, потому что брат из леса приходил, радовался. И сказал, что немцы злые теперь будут. А назавтра и командир какой-то приезжал, советовал, чуть услышим немцев, в лес прятаться. (…) Тяжело увесь час в лесу! Возвращались домой. Нас и захватили в деревне. Приказали к школе собраться, документы, аусвайсы проверять. Заперли нас, ни воды детям не дали, ни выйти. Взяли человек несколько в подводы: в лес, в пустой лагерь партизанский кто-то повел немцев. Вернулись еще злее, возчиков избитых к нам бросили. Они в том лагере подорвались. Сначала в партизанскую землянку послали наших, деревенских. Те вошли, постояли, ни до чего не дотрагивались. Партизаны уходили спехом, гитару в землянке оставили, шинель… Ни до гитары, ни до шинели никто не дотронулся. А потом немцы вошли, четверо, и тронули. Их и закинуло аж на сосну…

Стали они нас гнать из школы в сарай колхозный. Сначала партиями гнали, а потом семьями. Меня последнюю, я последняя была. И четверо детей моих со мной. Моего старшего так на самом пороге положили. Упала я на убитых, и детки со мной. Вот сюда, в шею мне попало. Только слышала, как немец сел на мои ноги и стреляет из этого… автомата… Дым, чад такой, невозможно. А когда поднялась, посмотрела на всех, то думаю: «Это все будут подниматься, вставать или это я одна?»

Из воспоминаний Жигачева Архипа Тихоновича (д.Баканиха Россонского района Витебской области):

«(…)сейчас же команда нам поступила, всей деревне, собираться в одну квартиру. И собрали нас, шестьдесят четыре человека (…) Нас уже тогда погнали, а тут возчики и полицейские выгоняют наш скот. Угнали за деревню. Когда мы собрались в одну квартиру, вошел немецкий офицер и стал осматривать, на ком что надето. Если хороший тулуп или валенки, заставляли раздевать и выбрасывать на волю, а там подбирали возчики. Тогда офицер это взял и попрощался с нами. Говорит: «До свиданья. Давайте спасибо своим этим — партизанам». А для чего он так сказал, я не понял. Как только он так сказал, так квартиру закрыли и в два окна бросили к нам гранаты (…) Взорвались гранаты — много погибло там людей, но отшатнулись все в одну сторону. Тогда из автомата по этой по куче. Когда из автомата бросили стрелять, тогда еще много было живых. Выбили люди одно окно и начали прыгать из окна…В этой деревне в феврале 1943 года было зверски убито 176 человек».

Ещё один мемориальный элемент комплекса — символические Деревья Жизни, на ветвях которых в алфавитном порядке перечислены названия 433 белорусских деревень, которые были уничтожены оккупантами вместе с жителями, но восстановлены после войны.

Деревья Жизни

Мемориальный элемент «Стена памяти» включает мемориальные плиты с названиями свыше 260 лагерей смерти и мест массового уничтожения людей на территории Белоруссии. На квадратном траурном постаменте в трёх углах расположены три берёзки. Вместо четвёртой горит вечный огонь — в память о каждом четвёртом погибшем жителе Белоруссии.


Нашли ошибку в тексте? Выделите текст, содержащий ошибку и нажмите комбинацию клавиш Ctrl+Enter. Мы увидим и исправим ошибку. Спасибо за внимание. Правописание уведомления вебмастера


+ Комментариев нет

Добавьте свой

6 + десять =